Не нужно быть глубоким диалектиком, чтобы заметить регулярное желание некоторых людей вернуться от больших авторитарных сообществ, собранных рынком и государством, к малым сообществам, с гораздо большей свободой каждого их участника и с гораздо большей ценностью каждого для других членов общины. В этом настойчивом желании неиссякаемый ресурс всех добровольных сегрегаций. От чего сегодня обычно «сегрегируются»? В самом общем виде это большая иерархическая власть, на которую личность никак повлиять не может, и большой рыночный интерес, превращающий всех людей в конкурентов, занятых перманентной самопрезентацией и самопродажей, а не творческим трудом.Не нужно быть глубоким диалектиком, чтобы заметить регулярное желание некоторых людей вернуться от больших авторитарных сообществ, собранных рынком и государством, к малым сообществам, с гораздо большей свободой каждого их участника и с гораздо большей ценностью каждого для других членов общины. В этом настойчивом желании неиссякаемый ресурс всех добровольных сегрегаций.
От чего сегодня обычно «сегрегируются»? В самом общем виде это большая иерархическая власть, на которую личность никак повлиять не может, и большой рыночный интерес, превращающий всех людей в конкурентов, занятых перманентной самопрезентацией и самопродажей, а не творческим трудом. Организующий людей рынок делает целью труда прибыль, а не полезный результат, игнорирует принципиальную разницу между необходимостью и спросом, и тем самым извращает любую человеческую деятельность. Добровольные сегрегации питаются стремлением иметь не конкурентные связи, выйдя из общества «тотальной конкуренции», то есть устроить себе, закрывшись от капитализма, отношения, в чем-то подобные семейным. Отсюда постоянный образ «второго рождения» даже в самых древних формах добровольных сегрегаций, ведь и феодализм с рабовладельческим обществом были бесчеловечно иерархичными системами и создавали не меньше проблем для личной реализации и адекватного контакта людей. Живущие в больших городах по их грустным правилам — это толпы потребителей, каждый из которых одинок. Иллюзорный выход — искать в массовых или элитарных медиа тот образ самопрезентации, который поможет одиночке поставить себя выше толпы. Группа — одинаково верный выход как из толпы, так и из одиночества, даже если это пока не община в полном смысле слова, но всего лишь первичная группа, планирующая общину организовать.
Главные проблемы движения, которое захочет продолжить традицию добровольных сегрегаций, все те же:
— от харизматика слишком много ждут, и он никогда не может столько дать;
— растет обоюдная демонизация с покинутым обществом и деструктивное высокомерие обособившихся;
— преображение остального мира все время откладывается (так что лучше его и не ждать);
— община обрастает халявщиками, прежняя близость людей теряется;
— падает стимул к общему труду;
— зависть и ревность тайно возвращаются как призраки оставленного в прошлом «нечистого мира»;
— личное взрывает общее, потому что от личного красиво отказываются на словах, не будучи в состоянии настолько же освободиться от него на деле.
Движение не может знать всех рецептов, но постарается учиться на ошибках прошлого, например обойтись без харизматических лидеров, а если наша психика их все же потребует, то подойдут условные персонажи фильма, коллективно смоделированные фиктивные личности-авторитеты, ежедневная сменяемость харизматика и прочая антиавторитарная игра.
Степень и форма участия в создаваемых общинах должны быть предусмотрены разные и выбираются добровольно. Несколько моделей на выбор: присматривающийся помощник, сезонный участник, постоянный житель, часть наиболее сознательного ядра…
На своем старте движение должно стать площадкой для обмена информацией и опытом добровольных сегрегаций. Каждый из нас может найти (или написать?) на эту тему немало текстов, кто-то когда-то участвовал в чем-то подобном, кому-то не дают покоя проклятые вопросы, связанные с общинами, кто-то хочет попробовать пожить так хотя бы неделю в качестве лесного эксперимента. Создав из всего этого собственное информационное поле «сторонников добровольных сегрегаций», можно будет говорить и о следующих шагах — конкретных зачаточных группах, планирующих создать реальные, не похожие друг на друга самосегрегации.
Дружба с иррациональным
Проанализировав новые знания о человеке, полученные в XX веке, движению стоит учесть: человек не есть рациональный робот, которому удобнее жить коммунами и структура которых заранее продумана (даже у такого поэтического утописта, как Фурье). Так думали все организаторы светских коммун XIX века, и в этом была их главная слабость. К рациональному проекту справедливой и творческой общины придется добавить знание о том, что человек всегда будет еще и полон антиобщественных инстинктов, детских комплексов, приятных и дорогих ему заблуждений, заложенных в самом языке и воспитавшей нас культуре и т. п. Психоанализ дал нам представление о личном и о коллективном бессознательном. Структурализм открыл заданность нашего поведения и мышления самой логикой знаковых систем, создававшихся тысячелетиями. Постструктурализм и постмодерн добавили: в каждой структуре есть неустранимый и неструктурный элемент, часть языка, не описываемая в самом этом языке, но без этой части и сама структура теряет свою стабильность и не может работать, как раньше. Феминизм разоблачал тайную власть гендера над психикой, а Мишель Фуко всюду открывал «дисциплинарные практики» и бесконечно разнообразные способы реализации власти…
Иррациональная сторона человека должна быть так же принята в самосегрегации, как и рациональная. Стоит быть готовым к неожиданностям и ждать их с радостью и интересом. Стоит сразу провести границу между временем/ местом, где мы ведем себя ответственно, как договаривались, и другим временем/ местом, где мы действуем непредсказуемо и ничем не ограничиваем свое воображение и поведение. Нравится это нам или нет, но именно миф лежит в основе мышления людей, а шизофреническое уподобление одних вещей другим легло в основу нашей речи, ассоциаций и образного восприятия. В начале XX века Людвиг Витгенштейн поставил перед собой умозрительную задачу создать адекватный и математически логичный язык, без темных мест и мены шила на мыло, но в итоге многолетних трудов пришел к выводу, что пользоваться таким языком было бы невозможно, как ходить по идеально гладкому льду.
В добровольных сегрегациях мы должны не только хорошо узнать, но и хорошо почувствовать друг друга. Там стоит выделить особый день или час для безумия и нерационального поведения в оговоренных всеми для этого рамках и местах.
Принципы
Пытаясь учесть все, рассмотренное выше, думаю, что основными и отправными принципами возможного движения могли бы стать следующие установки.
В обществе существует столько добровольных сегрегаций, сколько нужно людям. Любой заранее запланированный рост приведет тут только к фарисейству, то есть к выдаванию желаемого за действительное, к имитации возможного будущего.
Внутри этих сообществ у вас будет та степень включенности, которая необходима вам, а не большинству или лидеру.
В случае не решаемого консенсусом конфликта удобнее еще раз сегрегироваться, создав новую общину. Демократия как подавление меньшинства большинством тут неэффективна и лишь накапливает чувство несвободы.
Публичная самокритика и критика всеми каждого по кругу очень желательна для прозрачности отношений внутри сообщества.
Свобода предложений приветствуется, а все новые идеи обсуждаются всеми на общем собрании.
Вместо харизматика, потребность в котором часто задана нашим воспитанием и культурой, всегда возможен «пустой стул», игровой персонаж, харизматик на один день и другая антиавторитарная игра.
Чем меньше община, тем более тесные в ней возможны связи и тем дальше можно в ней ступить на путь создания новых отношений.
Окружающий (оставленный) мир не хуже нас, опасно смотреть на него сверху вниз. Прежде всего это опасно для самих автономистов, ведь высокомерие делает тебя глупым, ленивым и беззащитным перед реальностью.
Конец света (варианты: мировая революция, превращение всех людей в бодхисатв, экологическая катастрофа) не завтра, и мы создаем наше сообщество не поэтому.
Любая община создается не навсегда, и она не самоценна. Она есть лишь способ реализации каждого, более подходящий нам, чем большое общество, в котором мы жили до этого.
Самосегрегация может быть полной (обособившаяся община) и мягкой: творческий кооператив + совместная деятельность + общий субкультурный язык. Главная черта, отличающая зачаточную форму добровольной сегрегации, — интересы и связи внутри группы стали сильнее и важнее, чем связи с внешним большим обществом и интересы внутри него.
Добровольная сегрегация может вступать в нормальные обменные отношения с большим обществом. Поэтому неизбежно появление двойной этики: для тех, кто снаружи, и для тех, кто внутри.
Все общины вместе служат росту разнообразия и многовариантности общества, а не готовят ему некую единственно правильную перспективу.
Внутри общины сохраняется тот максимум личной собственности, который допускается всеми для каждого. Вполне возможно жить и не работая внутри, но вкладываясь финансово, если никто не видит в этом угрозы для общего проекта.
Историческая роль
Самосегрегация предлагает решать вашу проблему и реализовать ваши возможности здесь и сейчас, вместо того чтобы ждать светлого будущего или гнать в него тех, кто, вполне вероятно, и не собирался туда идти. Поговорим о возможной исторической роли добровольных сегрегаций, если она кого-то вдруг волнует. Я вижу три варианта понимания.
1. Самый оптимистичный и революционный. Очень часто применялся для привлечения людей в светские общины нового времени. Добровольные сегрегации станут моделью будущего общества и катализатором больших перемен, лабораторией по выращиванию альтернативных людей с другим переживанием жизни. Нужен некий объективный катаклизм (экологический, экономический, военный, короче, светский аналог апокалипсиса), чтобы опыт добровольных сегрегаций стал единственно возможным и потому бесценным выходом для ввергнутого в хаос человечества. Такое ощущение жизни слишком ответственно, грандиозно и воспитывает неизбежное высокомерие «людей будущего», претендующих, пусть и не вслух, на роль некоей новой спасительной элиты обреченного вида. Дополнительный комизм такого самопонимания возникает оттого, что добровольные сегрегации с подобными глобальными упованиями и претензиями создавались людьми с момента возникновения централизованных государств и жестко иерархических обществ, а возможность преображения человечества вечно откладывалась. Гораздо больше шансов стать для кого-то полезной или поучительной моделью, вовсе не стремясь к этому, меньше всего об этом задумываясь и просто налаживая «другую жизнь» для себя и с тобой согласных.
2. Обратным, вывернутым наизнанку вариантом глобальной революционной претензии является сценарий пессимистичный и мазохистский. Добровольные сегрегации — это вечный отстойник для неудачников, способ общества обособлять лишних и неэффективных. История идет мимо них, они навсегда из нее выпадают, в общем — это место для лузеров в точном смысле этого слова. Добровольная сегрегация и есть их «луза». И при таком понимании она не такая уж «добровольная», ведь у тех, кто объективно не может освоить принятые в большом обществе правила конкурентной игры, не так уж много вариантов «выпадения». Исходя из такого понимания, уж лучше все лузеры будут утешать друг друга в своих общинах, чем уйдут в озлобленное и опасное для общества «революционное подполье». Мотивом самосегрегации для не вписавшихся в современную цивилизацию является своего рода редукция к сценарию родоплеменных отношений, которые дают человеку гораздо меньше возможностей, но и требований к нему гораздо меньше. Для небезнадежных и попавших туда скорее по недоразумению обособленные общины даже могут стать способом возврата в общество и возобновления его ценностей. Негативный опыт жизни в добровольной сегрегации научит их ценить банальное и общепринятое и откроет ценность этих вещей заново. Полемизировать с таким видением — никому не нужная трата времени. Чтобы быстро закрыть бесполезную дискуссию с представителями этой позиции, легче всего формально признать их правоту: да, да, да, все правильно, и все же мы не хотим участвовать в вашей истории. Лучше наша полусбывшаяся утопия во временных и нестабильных добровольных сегрегациях, лучше наша иллюзия альтернативы, чем ваша стопроцентная реальность и ее модели успеха. Иногда стоит признать себя «слабым», если то, что здесь понимается под «силой», тебе отвратительно.
3. Самый продуктивный сценарий. Нет никакой единой истории и единого общества, даже если они когда-то и были. Есть множество конкурирующих историй, и история добровольных сегрегаций — одна из них. У каждой из этих «историй» своя цель и, значит, свои критерии оценки и смыслы. Мы не готовим внутри своей добровольной сегрегации никакого будущего для других и примера для всех. Мы не из будущего и не из прошлого. Мы не являемся амортизатором для проблем большого общества и отстойником для его неудачников. То, что мы делаем, самодостаточно, и мы делаем это для себя, здесь и сейчас, потому что это наша жизнь, и никто, кроме нас, не знает и не скажет нам, как именно и зачем ее прожить: ни бог, ни царь и ни герой революционер. Каждый человек может решить, в чем смысл его жизни и выбрать себе одну из «историй человечества» с соответствующими целями. Социальная эволюция — это рост многообразия форм, реализующих разные возможности человека, и каждая отдельная самосегрегация — это только одна из бесчисленного множества таких форм. Делайте этот мир разным, и это занятие избавит вас от чувства, что вы проживаете чужую, а не свою жизнь, от чувства, что есть «правильная» и «неправильная» жизнь, и между этими двумя вариантами якобы придется выбирать. Каждый из нас имеет шанс создать свою локальную цивилизацию, отказавшись от того, что ему чуждо, и добавив то, чего ему не хватало.
Отрывок из книги
«Параллельные общества»